Дейв
С недовольным ворчанием Анудола уперлась когтистой лапой ему в грудь, распарывая тонкую ткань «гавайки» и кожу; Дейв, соскользнувший зубами с ее шеи, свирепо лязгнул зубами, едва не отхватив себе язык, и больно ударился затылком в пол. Его пальцы, все еще запрокидывающие ее голову назад, скользнули по гладким и влажным зубам демоницы, и последнее, что Дейв успел почувствовать перед ярким взрывом – это жаркое дыхание чудовища.
Мир затрепыхался вокруг, сжимаясь в единую точку, крутясь в вихре ослепительно белого огня, и Дейв, широко вытаращивший глаза, глохнущий от новой какофонии звуков, захлестывающих его сознание, ощутил, как метаморфоза бьет по окружающему пространству, по всему Келделу, по всей Глубине, по всему первому микромиру и Адской Земле. Левая рука уже была свободна – дергающаяся в спазматических конвульсиях, и окропляя крупными и тяжелыми каплями крови пол и рубашку на груди, Дейв отдернул ее, только сейчас поняв, что оглох от собственного крика, и почти что ослеп от болевого шока, с бережливой предусмотрительностью погружающего разум человека в мутные блеклые воды забытья.
Правой рукой он выхватил из-за ремня револьвер; большой палец резво взвел курок, и Дейв, приставивший дуло к твердому животу Пересмешницы, с умопомрачительной силой и напряжением указательного пальца нажал на спуск. На этот миг время словно бы остановило свое движение, и художник успел уловить каждую его деталь. Он различил, как смотрящая прямо вперед Анудола, словно бы оглушенная криком человека, тяжело проглотила его плоть. Он явственно и четко услышал свирепый удар курка и оглушительный выстрел, опаливший его правую руку пороховыми газами, отразившимися от близкой цели и ударившими обратно. В ушах зазвенело, и сквозь этот звук Дейв услышал нечеловеческий рев боли, переходящий в протяжный вой. Пересмешница, вздрогнув, прыгнула в сторону, щедро плеснув на руку с револьвером и живот Дейва чем-то липким и горячим. Ее лапа скользнула по его лицу, сшибая с него очки, и Дейв, все еще тараща ничего не видящие глаза, отчаянно захрипел, резво заворочавшись на своем месте; серповидные когти глубоко полоснули его по правой щеке, чудом не попав по глазу и не вскрыв сонную артерию. Простреленная насквозь Анудола уже словно бы позабыла о своей жертве, катаясь по полу и подпрыгивая, словно бы дурачащаяся кошка. Ее когти громко били по полу, хвост бешено раскручивался в воздухе, и Дейв, чисто инстинктивно, с трудом успел подняться на ноги, движимый инстинктом и единим помыслом - спасти себя. Захлебываясь густой кровью, он бросился прочь от раненного монстра.
Сделав лишь два неверных шага, уже падая обратно, он слепо налетел на круглый выступ люка в самом центре зала, успев только сдавленно охнуть, как боль в руке, сломанных ребрах и распоротом лице полностью поглотила разум. Вслед за ней пришли спасительная тьма и забытье…
..Надежда и уверенность. Знаешь, в чем они заключаются? Я надеюсь на тебя и верю в тебя. Тебе еще десять лет, и у тебя все впереди. Сейчас это не имеет никакого значения, но когда ты вырастешь… Когда ты будешь расти и взрослеть, мир будет с каждым годом открывать все новые и новые тайны и прописные истины. Когда придет время, ты, опираясь на все, что ты увидел и услышал, найдешь себе достойное в этой жизни занятие и увлечения. И не слушай никого – даже меня – чтобы тебе ни говорили и ни советовали. Ведь это твоя жизнь.
Когда ты вырастешь, то найди себе такую девушку, чей образ будет завораживать тебя больше, чем остальные. Пусть у тебя все будет не лучше и не хуже, чем у остальных – чтобы ты знал, что такое беда и что такое счастье. Чтобы ты не испытывал чувство горечи и досады, когда ты придешь на мою могилу. Чтобы ты не ощущал разочарования от жизни. Ведь это главное. Это самое главное во всей жизни, в самом ее смысле – не разочароваться…
Дейв расправил бархатистые черные ленты с серебристой окантовкой на большом ярком венке, поднимаясь с преклоненного колена на ноги. Подняв голову, он уставился в синее безоблачное небо, тяжело сглатывая и загоняя слезы обратно. Глубокий вздох дался с трудом, и Дейв, отвернувшись, неуверенно побрел прочь.
Конечно же, этого никогда не будет. Надежды не сбудутся, разочарование от жизни уже пришло, и его сын навсегда останется десятилетним. Думая об этом, Дейв на ходу бросил взгляд через плечо на большой, темно-серый могильный камень, закрывая ладонью рот, безвольно кривящийся в безобразной гримасе отчаяния. Навернувшиеся на глаза слезы ослепили его, и он торопливо отвернулся, опуская голову, его плечи мелко вздрагивали.
Шагая к машине по узкой аллее, залитой неясным серым светом под пронзительным и безоблачным летним небом, минуя другие могилы, он больше не оборачивался. Именно в этот момент он чувствовал, как последняя связь оборвалась, и все разрушилось. Прошлого, в котором был Алистер, больше не существовало; вместе с ним не было и будущего. Оставался лишь этот тягостный и тяжелый момент, длящийся лишь один миг и растягивающийся на всю вечность – всепоглощающее «сейчас». Ссутулившийся Дейв, глядя себе под ноги, чувствовал, как именно сейчас, сломанное прошлое и не определенное будущее зарождают на обломках нечто новое. Пока что, все, что он ощущал – зазубренные обломки, торчащие к небу остриями копий, и между ними нечто бесформенное, бесплотное, но беззвучно вопящее от внутренней боли.
Через две недели Дейв прочитает кажущиеся ненормальными, болезненными «Искушения святого Антония» Флобера. Именно тогда призрак Мартихора беззвучно прыгнет в его душу, чтобы остаться навсегда.
В воздухе, пропитанном тяжелым духом крови, ему чудилось шевеление; он слышал, как выжившее чудовище с трудом, но уверенно ползет в его сторону, хрипло и шумно выдыхая жар и гнилостный кровавый смрад. Вот когтистая лапа, изуродовавшая его лицо, ложится на его голову, запрокидывая ее назад, чтобы оставить на шее Дейва последний, жуткий кровавый поцелуй…
Его рука сама легла на рукоять стилета, и Дейв, ничего не видящий перед собой, с яростным глухим шипением пырнул воздух перед собой, чтобы поразить острием прямо в морду Пересмешницы, вкладывая в этот ныряющий удар последние силы.
Это резкое движение лишь прибавило ему мучений. Что самое досадное, так это то, что перед ним никого не было.
Дейв сидел, неудобно привалившись спиной к стенке люка, безвольно свесив голову и прижав к животу искалеченную руку. Сломанные ребра больно стискивали его легкие, и он с трудом дышал, медленно и коротко хватая воздух полуоткрытым ртом, полным крови, подтеки которой щедро испачкали его одежду. Кровь стучала в висках тяжелыми и монотонными ударами, и художник, сквозь плотную и уверенно держащуюся пелену боли чувствовал, что стало холодно. Следовало торопиться, пока еще есть время и возможность. Именно это заставило Дейва сейчас действовать.
Подняв голову, он мутным взглядом обвел зал перед собой. Анудола, громко и отрывисто рыча и всхлипывая, лежала на боку в десятке шагов от него, выдохнувшись от мучений. Ее хвост – опасное оружие - безжизненно лежал на полу, и острые и длинные когти изредка скребли по поверхности пола.
Дейв, не спуская с нее убийственно спокойного взгляда уже обреченного человека, тихо убрал стилет обратно и начал тихо шарить правой рукой по полу рядом с собой; через несколько секунд его пальцы наткнулись на рукоять револьвера.
«Просто снести ей башку», вспомнил Дейв наставление унгана. Священник проиграл, но все же выиграл – Пересмешница вот-вот отправится на микромир ниже, но если Дейв опоздает, он не получит свой заветный приз.
Он вновь взвел курок, слушая, как сквозь звучащий в ушах кровавый прибой щелкает проворачивающийся барабан. Оружие теперь показалось просто неподъемным; с трудом оторвав от пола дрожащей, ослабшей рукой оружие, художник тщательно прицелился прежде, чем нажать на спусковой крючок.
На этот раз выстрел, не заглушаемый находящимся перед дулом телом, грянул, как выстрел из пушки. «Питон» полыхнул футовым языком огня, и отдача яростно откинула ослабшую руку с револьвером назад. Оглушенный Дейв, содрогнувшись всем телом и поморщившись от нового приступа боли, скрутившей его тело, успел увидеть, как пуля разворотила плечо Пересмешницы, перевернув ее тело по полу. Содрогаясь в болезненных конвульсиях, он злобно и торжествующе ухмыльнулся испачканными кровью зубами, чувствуя, как кровь сочится изо рта и ноздрей.
Попадание в Пересмешницу словно бы разбудило ее; хотя и одной пули калибра «Магнум» хватило бы, чтобы нейтрализовать любого человека, Анудола не собиралась сдаваться даже после сквозного ранения в живот и взорвавшегося плеча. Демоница заворочалась, уже молча пытаясь подняться с пола. Выпустив уже не нужный ему револьвер, Дейв спокойно дотянулся до ножа, валявшегося рядом. Смертельная слабость и усталость подступали все ближе и ближе, и сейчас, охватившая его яростная уверенность в том, что он сильнее этого монстра, придала ему новых сил. Дейв чувствовал, что если потребуется, он готов достать из ее желудка собственные пальцы.
Встать на ноги ему удалось на удивление легко и просто. Покачиваясь на своем месте, и борясь с подступающим тяжелым головокружением, Дейв сделал несколько коротких, осторожных шагов, словно человек, заново учащийся ходить. Расставив для равновесия руки в стороны, он шагая вперед, успел краем глаза увидеть свой «кольт». Судя по внушительной вмятине на боку, стрелять из него уже было нельзя без уверенности в том, что первый же выстрел не причинит вреда самому стрелку.
К тому моменту, как Дейв подобрался к демонице, ей почти удалось подняться на все четыре лапы – Дейв, широко шагнув к ней, широко замахнувшись, всадил лезвие в развороченную рваную рану в ее спине – след от первого выстрела. Анудола взвыла, выгибаясь в дрожащую дугу, и Дейв, все еще держащий лезвие в ее теле, боялся, что одним судорожным движением хвоста она сейчас прикончит его. Выдернув нож, он поднял ногу и толкнул ее в спину, опрокинув обратно на пол. Не давая опомнится ни себе, ни смертельно раненому врагу, он склонился над ней, и упал коленом вниз, промеж лопаток, впечатывая ее в пол собственным весом.
«Осталось еще чуть-чуть», с мольбой сквозь боль подумал Дейв, слушая жалобный и слабый скулеж чудовища, «пожалуйста, еще немного…»
Своей безобразной окровавленной клешней, оставшейся от левой ладони, он ухватил ее за один из рогов, отводя голову назад и припадая к Анудоле с окровавленным ножом, приставляя лезвие к ее горлу.
