Темнота сменялась светло-бежевым маревом, но каждый раз там присутствовали темно-сиреневые амебы, медленно мигрирующие в этом странном мирке, и невыносимо пахло чем-то цветочным. Гулко стучал пульс в висках, вызывая тошноту, а еще было холодно.
Дейв открыл глаза, и некоторое время слепо смотрел на темно-белую пелену, приглушенную темным щитком опущенного забрала.
«Что это, снег?»
Он ощущал, что лежит на животе, все еще сжимая в руке что-то…
«Винтовка…»
И на плече, на половину свалившись набок, все еще висит на лямке рюкзак с его одеждой. Дейв ощущал, как бронежилет на груди, руки и штанины спереди намокли и потяжелели; очевидно, он лежит здесь уже достаточно давно, чтобы снежный покров под ним подтаял. Художник, стараясь не шевелиться, осторожно приблизил руку свободную руку и упершись растопыренной ладонью в хрустнувший под весом снег, оторвал голову от сугроба, в которой он погрузился. Хлопья подтаявшего снега вяло слетали с темного щитка опущенного забрала.
«Так это и есть то, что случается после смерти?»
Никакого коридора и света в его конце, нет ничего странного, что могло бы хоть как-то подсказать Дейву, руководствующемся по известным ему данным о том, что ждет человека после смерти. Пробуждение далось легко и свободно – как если бы он и случайно заснул здесь, в этой снежной холодной пустыне.
«Как же здесь холодно…»
Его выручила форма спецназа – в ней было гораздо теплее, чем в обычном комбинезоне, но все равно достаточно прохладно. Легкий ветерок казался спокойным и тихим бризом. Дейв внимательно осмотрелся, впитывая в себя все, что он видел, слышал и чувствовал.
«Это жизнь после смерти…»
Но здесь все было спокойно. Ощущения, к которым так тщательно прислушивался художник, не подсказывали ему ничего нового и необычного.
Внезапно он содрогнулся. Его спокойное выражение лица под затемненным забралом дрогнуло, и начало меняться, мгновенно преображаясь в гримасу ужаса. Четкость понимания, пришедшего ему только что, не оставляла сомнений – он находится в другом месте, но все там же, в Адских Землях.
«Но ведь это… это третий микромир».
Дейв замер, издав горлом короткий мучительный хрип; выпустив из рук винтовку и сбросив с плеча рюкзак, он мгновенно уселся на колени, дрожащими руками срывая с головы шлем, жадно втягивая ледяной воздух носом и ртом. Ветерок неприятно обжигал голую кожу головы, но Дейв ничего не чувствовал. Его глаза были широко раскрыты от наполнившего его душу страха и волнения. Выронив шлем, он схватился за виски руками так, как если бы собирался раздавить свою голову между ладонями.
«Что происходит?! Как это может быть?!»
Очки криво сидели на самом кончике носа, готовые вот-вот сорваться в сугроб перед ним; машинально он поправил их, едва не угодив себе пальцем в глаз, и тут же его осенило.
«Я же убил себя! Я принял яд!.. Я мертв!»
Но он все еще был жив. Бафомет сказала правду – смерть в Адских Землях всего лишь своеобразный вид транспорта. Он умер и переродился микромиром ниже. Теперь он все понимал – и ужас сковывал его сердце льдом почище самого ужасного холода.
«Все понятно… Какой же дурак!.. Все было ясно с самого начала, когда я проснулся в тюрьме… Как я не сумел догадаться сразу…»
Дейв ощутил себя самым несчастным идиотом на всем потустороннем свете. Бафомет открыто говорила ему – говорила! – но он не слушал. Она сразу ткнула его носом в действительность – он отвернулся.
«Кретин, ослепший безмозглый старый дурак»…
Пальцы судорожно подрагивая, сжимались в кулаки; гнев и страх исправно душили его. Голова Дейва медленно опустилась вниз, и его безумный взгляд упал на черную сферу шлема перед собой, кажущуюся кощунственно черной на белоснежном покрове. Его первой мыслью было немедленно размозжить себе голову об эту броню. Дейв не понимал, как можно было целых два дня жить в полной слепоте, цепляясь за какие-то привычные старые принципы, недальновидные умозаключения… Следующее озарение едва не вышибло у него дух, заставив холодеющее сердце затрепыхаться так, что отдавалось в бронежилете.
«Я в аду!..»
..За окном сверкало солнце, преломляющееся в стекле и заливая мастерскую молочно-белым светом. Хмурящийся от солнечных лучей Дейв, все же улыбался; этот день будет замечательным, не смотря на то, что близится осень. Последние теплые дни перед бесконечными дождями и туманами. Хотя и в этом тоже была своя прелесть – большую часть своих работ Дейв закончил именно осенью. Именно в эту пору его вдохновение разгоралось как угли под дыханием мехов в печи кузнеца.
Пока же он заканчивал работу над небольшой картиной под названием «Домой» - в это время Дейв изучал историю Первой Мировой, и было неудивительно, что последние работы были посвящены именно этой тематике. На небольшом полотне на мольберте перед Дейвом был изображен британский солдат в полуистлевшей светло-зеленой форме, с небольшой каской с широкими плоскими полями и противогазом с огромными стеклами и похожим на хобот шлангом. Мертвец, закинувший за плечо карабин с пристегнутым ржавым штыком, переставлял ноги и изношенных сапогах к горизонту, где под ночным звездным небом горели огни небольшого поселения. Солдат был изображен так, что его голова была повернута в сторону смотрящего на картину зрителя, как бы оборачиваясь, чтобы за стеклами противогаза были отчетливо видны неестественно ярко блестящие глаза, словно бы горящие нечеловеческим огнем, полные тяжелой тоски.
Дейв заканчивал – оставались лишь некоторые штрихи и пробелы, хотя большую часть времени он посвящал внимательному рассмотрению почти готового полотна и незначительным дополнениям. Еще минут десять и полотно будет готово.
Сзади послышались тихие шлепки босых ног по теплому деревянному полу, и Дейв отложил кисть в сторону.
Теплые руки обвили его шею, уютно устроившись на плечах, и занавес тяжелых прямых светлых волос немедленно окутал голову и плечи Дейва, приятно щекоча открытые участки кожи. В стриженный висок ласково ткнулись теплые губы.
- Доброе утро, - сонно пробормотала Кэролайн, повисая на Дейве всем весом и смешно жмурясь от яркого солнца, льющего из окна мастерской.
- Доброе, - согласился Дейв, с удовольствием прижимаясь виском к подбородку жены, и разом окунаясь в приятный аромат ее волос, тяжело улегшихся ему на плечи и спину.
Кэролайн тяжело вздохнула, но ничего не сказала, рассматривая законченную работу Дейва; он знал, что она терпеть не могла подобных работ, которые у Дейва были перенасыщены «болезненными образами».
- Мне приснился сегодня необычный сон.
- Расскажешь? – спросил Дейв, откидываясь на спинку кресла и закрывая глаза.
- Этот сон – обязательно… Очень странный, даже для сновидения. В общем, вначале я видела Вселенную… Знаешь, как ее обычно изображают в научных передачах?..
- Чернота и много-много-много звезд? – с легкой улыбкой спросил Дейв.
- Точно. И там было полным-полно таких полупрозрачных шаров, похожих на мыльные пузыри… Вначале они казались очень маленькими, а потом я поняла, что они огромны, очень большие… Они… были похожи на планеты, но каждая из них была гораздо объемнее, и могли вместить в себя сами другие миры… я понятно объясняю?
- Вполне. Это… это как разные реальности?
- Да, верно. Но только как если бы я видела их в одно и то же самое время.
- Это и вправду интересный сон…
- Это еще не все. Самое интересное, что в одной из этих сфер я увидела тебя. Все было очень размыто, и я не могу сейчас сказать точно, что там тебя окружало, и как ты выглядел. Но это был ты, точно…
- Эта сфера, мыльный пузырь, в котором ты был… Он был… мм, словно как живой, и он ненавидел тебя. Очень сильно. Там все было пропитано ненавистью и злобой, и тебе было очень-очень плохо, - в ее голосе прорезались нотки боли, и Дейв с теплой благодарностью подумал о том, как, наверное, ей и самой пришлось не сладко, когда она видела это во сне.
Кэролайн замолчала, словно бы задумавшись, и Дейв уже хотел было поблагодарить ее за рассказ, как она тихо и задумчиво и сонно добавила:
- И еще ты звал Бога.
Дейв медленно выпрямился и перевел тяжелый взгляд за окно, в котором полыхало белым огнем новое утро. Он навсегда перестал верить бога в тот день, когда не стало Алистера. Три года назад…
..Он судорожно глотнул, с хрипом втягивая в легкие воздух, чтобы выгнувшись и запрокинув голову к светлеющим небесам закричать не своим голосом, ломающимся от непривычного тембра, резко приходившего от глухого, спокойного и размеренного к звонкому и высокому, срываясь на безголосое сипение:
- Бо-о-о-г!!..
Он замер, запрокинув голову вверх, подставив лицо под редкий снег, тараща слезящиеся глаза в сверкающее предутреннее небо. Сердце бухало сильно и четко, грудь тяжело вздымалась и опадала, и воздух с хрипом входил в разгоряченные легкие, чтобы вырваться обратно, подобно дыханию дракона, облачками пара.
«Ад… За что?!»
Дейв с надеждой смотрел в небо; он не сомневался, звать нужно было как и прежде, именно в том направлении, вот только… Бог не услышал его и при жизни – где и какова вероятность того, что теперь услышит здесь, в Аду? Докричаться теперь будет легче только до сатаны… Он был готов выть от боли и переживаний – но страдания плотно взяли его за глотку, не давая даже как следует вдохнуть леденящий обжигающий воздух, не то чтобы крикнуть. Побелевшие от холода и напряжения губы остались плотно стиснутыми; в глазах бушевали ужас и паника.
«Гребаные ублюдки, я в аду!..»
Тогда в бессильной ярости он поднял к небу кулаки в черных перчатках, чтобы обрушить их в ломающийся тонкий наст пред собой, вбивая в проклятый снег свою злобу и отчаяние – раз, еще и еще…